БИБЛИОТЕКА / Статьи и монографии

Леонтьев Д. Феномен ответственности: между недержанием и гиперконтролем // Экзистенциальное измерение в консультировании и психотерапии. Т. 2. Бирштонас; Вильнюс: ВЕАЭТ, 2005. – С. 7-22.

 

Феноменология ответственности

Феномен ответственности является ключевым для экзистенциального понимания человека, однако проблема ответственности в этом ключе разрабатывалась и анализировалась достаточно мало, в основном в связи с проблемой свободы, как ее оборотная сторона. Вспомним образ, который предложил Виктор Франкл (1990, с. 68): по аналогии со статуей Свободы на восточном побережье Соединенных Штатов он предложил водрузить статую Ответственности где-нибудь на западном побережье. Проблему ответственности поднимал и Эрих Фромм (1990), связывающий известный феномен «бегства от свободы» именно с бременем ответственности.

В общей психологии наиболее обычной ассоциацией на слово «ответственность» на сегодняшний день являются исследования, связанные с атрибуцией ответственности (напр. Weiner, 1995) . Из этих исследований, выполнявшихся в последние десятилетия в русле социальной психологии личности, вытекает взгляд на ответственность прежде всего как на субъективную причинность. Приписывание ответственности – это приписывание какому-то фактору статуса причины некоторых происходящих событий.

В контексте психотерапии и клинической психологии речь идет прежде всего о степени и границах ответственности терапевта или консультанта за клиента (пациента), за то, что происходит в их взаимодействии. Это проблема тонкая и тоже заслуживающая специального внимания. Аналогичные проблемы стоят в центре проблематики семейных отношений.

В обыденном языке понятие ответственности довольно сильно смешивается с понятием вины. В основном, ответственность понимается близко к правовому значению этого понятия: уголовная ответственность, административная ответственность и пр. за что-то, что уже произошло. Ответственность наступает, когда что-то случилось, а если ничего не случилось – ответственности нет. Когда говорится: «вы будете нести за это ответственность», имеется в виду будущее время, когда событие уже будет состоявшимся, тогда вы и будете расхлебывать последствия того, что уже произошло, то есть нести ответственность за случившееся.

Еще одна из граней обыденного понимания ответственности выходит на передний план, когда речь идет об ответственности за кого-то или за что-то: за близких, за семью, за порученное дело, за коллектив. Если вдуматься в смысл понятия ответственности в этом контексте, фактически оно означает «выступать от имени кого-то, отвечать за них, когда их спрашивают». Когда я говорю, что я отвечаю за мою семью, за возглавляемый мной коллектив, за мою страну как избранный лидер, подразумевается, что когда их о чем-то спрашивают, отвечаю я. Именно такой реальный смысл часто вкладывается, когда люди обычно говорят о себе в этом контексте. Еще полностью не ушло в историю понятие «ответственный работник» — это тот, который, когда спрашивают других, отвечает от их имени. Но можно ли вообще и в какой мере возможно отвечать за другого человека? К этому вопросу мы еще вернемся ниже.

Итак, в чем заключается феномен ответственности?

 

Три способа управления самолетом

 

В отличие от животных, человеку присуща способность разделять себя самого и то, что со мной происходит: есть Я и есть моя жизнь, деятельность, поведение — то, что происходит между мной и миром (неважно, каким словом мы теоретически это обозначаем). Соотношение между тем, что я ощущаю как «я сам» и тем, что происходит между мной и миром, может относиться к одному из следующих видов:

•  Я вообще никак не рефлексирую, что со мной происходит, не выделяю себя из мира, у меня не развито рефлексивное сознание, как у маленького ребенка, я полностью слит с процессом жизни. Действия происходят «на автопилоте»; ими управляют каузальные механизмы: импульсы изнутри, стимулы извне, условные связи и стереотипы. Бихевиоризм вполне хорошо описывает всю механику такого поведения «на автопилоте», без включения каких-либо моментов рефлексии, осознания того, что со мной в этом процессе происходит, в соответствии с формулой Р.Чалдини (1998) «щелк—зажужжало». Есть программы, алгоритмы и причинно-следственные цепочки их реализации, которые действуют сами по себе; мое Я тут ни при чем.

•  Я начинаю рефлексировать этот процесс, различая мое Я и поток моей жизни. Если продолжить метафору автопилота, в кабине появляется летчик, который сидит рядом с автопилотом и сам за штурвал не берется, но смотрит, как автопилот действует, контролирует процесс. В этом случае процесс по-прежнему управляется системой причинных связей, зависимостей, я же оказываюсь в статусе следствия этих происходящих процессов, можно сказать, в статусе их «жертвы». Картина невроза как раз связана с хорошей, как правило, рефлексией этих процессов, но невозможностью даже помыслить о том, чтобы взять штурвал в свои руки. Все, что происходит со мной, может вызывать у меня ужас, панику, но я ничего не могу с этим поделать. А как же иначе? Я же не могу, я же должен, оно же идет; будучи включен в эти системы связей и видя множество действующих на меня причин, я цепенею перед этими причинами как кролик перед удавом.

В этом как раз коренится известный феномен бегства от свободы, описанный в классической книге Э. Фромма (1990): людям страшно даже подумать о том, чтобы самим определять свои траектории в жизни, свои способы действия. Эрнест Неизвестный в одном из интервью сказал, что в свободном обществе никто не может заставить человека не быть рабом. Это добровольный выбор. Вспомним и Андрея Вознесенского: «Невыносимо, когда насильно, но добровольно — невыносимей». Р. Мэй, говоря о причинах популярности знаменитой книги Б.Ф. Скиннера «По ту сторону свободы и достоинства», отмечал, что людям очень близка мысль о том, что свобода — это иллюзия, а все поведение чем-то обусловлено ( May, 19 81, с.137). Это писалось через несколько десятилетий после Фромма, но ситуация радикально не изменилась и сейчас. Тенденция бегства от свободы и от ответственности, от того, чтобы попытаться стать в какой-то степени причиной происходящего, как была, так и остается не только доминирующей, но и во многом привлекательной для большого количества людей. От этого предостерегал выпускников американского университета Иосиф Бродский: «Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Из всех частей тела наиболее бдительно следите за вашим указательным пальцем, ибо он жаждет обличать. Указующий перст есть признак жертвы - в противоположность поднятым в знаке Victoria среднему и указательному пальцам, он является синонимом капитуляции. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д.» (Бродский, 2000 а, с. 116-117).

Мы действительно привыкли ссылаться на многие силы, которые на нас действуют: на внешние силы, на законы природы, на других людей, социальные нормы, соблазны, на привычки, на собственные внутренние неодолимые импульсы. Мы говорим: «я же не мог это не сделать, так сильно захотелось». Когда мы ссылаемся на трудности контроля своих внутренних импульсов, говорим: «я уж такой, какой я есть, и что уж со мной поделать», «вот такая я сволочь, вот такой я нехороший», «вот такие у меня установки, отношения, потребности, импульсы» – все это иногда звучит довольно убедительно. Но если вспомнить, что в довольно нежном возрасте практически все мы, может быть и не без труда, но достаточно успешно научились такому сложному делу как контроль мочеиспускания и дефекации, то ссылки на то, что какие-то импульсы и желания нас куда-то влекут, и мы не можем им противостоять, уже выглядят не столь убедительно. По данным одного американского исследования, асоциальные психопаты, у которых была неконтролируемая агрессия, смогли ее успешно контролировать с помощью нового лекарства, которое оказалось чистым плацебо. Это иллюстрация того, что часто нам просто выгодно, привлекательно, соблазнительно считать, что в нас есть что-то, что мы совсем не можем контролировать, и остается только плыть по воле течения. Вспомним классические уже исследования У. Мишела, обнаружившего, что способность отсрочки удовлетворения, характеризующая возможности человека влиять на то, что с ним происходит, коррелирует с личностным развитием, оказывается важным параметром зрелости ( Mischel, 1981 ).

Соответственно, приходится признать третью возможность.

•  Летчик отключает автопилот и берет штурвал, переходя в режим ручного управления. Я не только рефлексивно отделяю себя от потока моей жизни, от того, что со мной происходит, но и в какой-то мере приостанавливаю действие причин, факторов, которые на него влияют. Рефлексия является необходимым условием этого, но не достаточным.

Действительно, на нас действует много сил и факторов. Они, однако, не имеют статуса причин моих действий. Вопрос: почему я в данный момент продолжаю говорить, почему я прямо сейчас не прервусь и не пойду в буфет пить кофе или пиво? Можно дать много разных объяснений: потому что есть ожидания аудитории и важно этим ожиданиям соответствовать, чтобы сохранить профессиональную репутацию, потому что мне платят деньги и я могу потерять что-то, если нарушу свои обязательства и т.д….. Все эти объяснения, безусловно, имеют смысл, но ни одно из них не может служить объяснительной причиной, дающей окончательный ответ на этот вопрос: почему же я все-таки никуда сейчас не уйду, а буду как на привязи до конца часа оставаться в аудитории и что-то говорить. Причинной связи нет. Единственный правильный ответ на этот вопрос – осознавая, рефлексируя как возможность прерваться и уйти, так и возможность оставаться и продолжать делать то, что я наметил, я выбираю в данном случае вторую возможность и постоянно этот выбор подтверждаю. Конечно, эти возможности, как и все возможности, которые перед нами стоят, имеют ассиметричный характер: одни возможности оказываются в конечном счете более привлекательными, чем другие, несут в себе большее количество плюсов и меньшее количество минусов, а другие возможности более рискованны и довольно сомнительны, но, как всем хорошо известно, человек далеко не всегда выбирает наиболее привлекательные, наиболее оптимальные из альтернатив. Зная структуру ситуации, альтернативы, которые у человека в данной ситуации могут быть, зная мотивацию, привлекательность, ценности, вероятность реализации тех или иных исходов, мы можем просчитать и сделать вывод, какой из вариантов поведения был бы для человека оптимальным. Но человек часто действует неоптимальным образом. Более того, этот расчет позволяет прогнозировать поведение человека, пока мы не принимаем в расчет его рефлексивное сознание, пока он действует «на автопилоте». Как только мы включаем рефлексивное сознание, все прогнозы рушатся: если в ситуации есть, допустим, 6 альтернатив, то нет ни одной из них, которую я не мог бы выбрать, вне зависимости от степени их привлекательности. Я могу придумать еще седьмую, о которой никогда не догадается психолог, описывающий мою ситуацию извне.

По сути, возникает ситуация моего личного вмешательства в систему факторов, определяющих то, что со мной происходит в жизни. «Мы могли бы перестать быть просто болтливыми следствиями в великой причинно-следственной цепи явлений и попытаться взять на себя роль причин» (Бродский, 2000 б, с.36). В этом случае я сам включаюсь в собственную жизнь как причинный фактор . Один из элементов, объясняющих это — пауза, про которую писал Р. Мэй, как про пространство человеческой свободы: природа свободы заключается в паузе между стимулом и реакцией ( May, 1981) . Как только мы вместо немедленного реагирования делаем паузу, цепь ломается. Механизм «щелк — зажужжало» сразу разлаживается. Оказывается, что появляются разные возможности, разные альтернативы. При помощи паузы я приостанавливаю влияние внешних и внутренних (в традиционном понимании этих слов) факторов. Пауза позволяет отключить «автопилот» и взять «штурвал» в свои руки. В этой точке мое поведение обретает свободу и ответственность.

 

Генетический аспект свободы и ответственности

Свобода — это разновидность активности, которая контролируется в каждой своей точке. Ответственность — это осознание способности выступать причиной изменений в себе и в мире и осознанное управление этой способностью (Леонтьев, 1997). Это очень похожие вещи, на первый взгляд даже создается впечатление, что это одно и то же. Действительно, многие авторы отмечали, что ответственность и свобода – две стороны одной медали и они неразрывны. Однако, как убедительно показывают и экспериментальные данные, свобода и ответственность сливаются воедино только на определенной стадии, а развиваются они из двух разных источников. Свобода постепенно развивается в процессе развития форм активности, через обретение права на собственную активность и ценностного обоснования, ради чего эта активность совершается. Ответственность развивается в процессе становления форм саморегуляции, постепенного взятия на себя контроля за разными аспектами своей деятельности, своего поведения, который первоначально, когда мы были совсем маленькими, полностью брали на себя наши родители. Изначально мы не могли даже сами передвигаться, нас носили на руках; постепенно мы берем на себя сначала моторную регуляцию нашего поведения, начинаем сами двигаться, потом обучаемся разным способам действия, потом научаемся сами ставить цели, которые до этого ставились извне, потом возникают автономные смыслы, которые отличаются от смыслов и ценностей нашего близкого семейного окружения (и это часто вызывает удивление и недоумение у родителей — где он этому научился?) – идет процесс прогрессивной эмансипации, в ходе которого постепенно развивается то, что в зрелом возрасте принимает форму ответственности.

Еще не полностью сформировавшиеся свобода и ответственность могут образовывать разные констелляции. В двух эмпирических исследованиях подростков ( Kaliteyevskaya & Leontiev, 2004; Kaliteyevskaya a.o., in press) было показано, что существуют разные констелляции свободы и ответственности: наиболее продвинутый автономный вариант их интеграции, когда они действительно становятся одним, вариант импульсивной квазисвободы в отсутствие ответственности; вариант симбиотической квазиответственности за чужие цели и ценности в отсутствие свободы и конформный вариант, когда отсутствуют и те, и другие механизмы (см. также Леонтьев, 1997).

Различия свободы и ответственности можно также увидеть в том, что я могу вести себя несвободно, но при этом осознавая, что я сам являюсь причиной этих действий. Я могу понимать, что ситуация меня вынуждает действовать так, но передо мной имеются два варианта: или я действую, как меня вынуждает ситуация, но не воспринимаю эти действия как свои и ищу виноватого, подняв указательный палец, или же внешне делаю вроде бы то же самое (с точки зрения наблюдателя-бихевиориста), но при этом принимаю необходимость этих действий, осознаю их неизбежность, — может быть, на основе религиозного принятия или чего-то иного, то есть воспринимаю эти действия как свои, несмотря ни на что. Это и есть ответственность. Примером этих внешне вынужденных, но внутренне принятых действий может служить история Гамлета в трактовке Мераба Мамардашвили (1996, с.47). Мамардашвили видит суть трагедии Шекспира в том, что Гамлет оказывается в ситуации, когда вроде бы уже в первом действии понятно, что он должен делать, кого надо убивать и в каком порядке: налицо определенное сцепление событий, «колесо судьбы», как говорит Мамардашвили, используя древнюю метафору. Но Гамлет колеблется – он не хочет быть частью этого автоматического сцепления событий, он пытается найти другой выход, он проблематизирует весь свой путь и пытается этим путем не идти. В конечном счете он терпит поражение, сделав в пятом акте то, чего не хотел делать в первом, но это очень поучительное, героическое поражение, которое демонстрирует борьбу против механического сцепления обстоятельств, против автопилотов и причинных цепей, в которой не всегда, конечно, можно победить и легко победить, но и поражение отнюдь не является предначертанным. 

Не-алиби, вменяемость и форс-мажоры

Таким образом, с утью ответственности является признание моих поступков моими, тем, что я сам делаю, а не что просто со мной происходит и, соответственно, признание себя самого причиной определенных событий. Афористично формулу ответственности выразил Михаил Жванецкий: «Только себе спасибо за все». Это перекликается с тем, что Михаил Бахтин выразил замечательной формулой «не-алиби в бытии» (Бахтин, 200 3 , с. 39 ). Пожалуй, среди философов и психологов никто глубже, чем Бахтин, не дал анализ проблемы ответственности в экзистенциальном аспекте. Юридическое понятие алиби означает доказательство отсутствия на месте преступления. Соответственно, не-алиби означает реальное участие в происходящем, ответственность за него.

Ж.-П. Сартр отождествлял ответственность с авторством, на этом основана глава об ответственности в «Экзистенциальной терапии» И.Ялома (1999). С этим можно согласиться с одной оговоркой: ответственность правомерно отождествлять с авторством не в том смысле, что я сижу перед листом бумаги и волен написать что угодно, а в том, что когда я что-то написал, я не вправе сделать вид, что это не я написал или что меня заставили написать. Если я автор, я должен признать свою подпись, я не могу не признать свой почерк. Все внешние причины и давления не снимают проблему моей ответственности. «Я лично ни в чем не виноват. Меня так учили» – оправдывается персонаж «Дракона» Евгения Шварца. «Всех учили, — отвечает ему герой, — но зачем ты оказался первым учеником?» (Шварц, 1988, с. 269).

С понятием ответственности сплетается еще одно понятие из юридического контекста – понятие вменяемости. Вменяемость означает договороспособность, тот факт, что человек может за себя отвечать, принимать от своего имени некоторые обязательства, исходя из того, что они будут впоследствии выполнены. Не соответствуют этому критерию дети до определенного возраста и психически больные. Существует также ограниченная вменяемость или функциональная невменяемость, связанная с аффектом. Одна из основных проблем судебно-психологических экспертиз – определение, нарушена ли способность человека отвечать за свои действия вследствие аффекта. Ф.С.Сафуанов недавно проделал всесторонний анализ проблемы ограничения вменяемости как ограничения свободы выбора человека, анализируя факторы, которые смогут ограничивать свободу выбора и связывая их с юридическими категориями, в которых квалифицируется ограничение вменяемости как способности отвечать за свои действия (Сафуанов, 2003). Однако полностью сводить вменяемость к свободе выбора не совсем точно, поскольку высший уровень регуляции поведения связан с таким состоянием, которое А.и Б. Стругацкие характеризовали так: максимальная свобода – это когда у тебя нет выбора. Суть вещей не произвольна, а императивна: когда человек приходит к такому пониманию сути вещей, при котором не остается выбора, он оказывается проводником этой сути вещей, частью объективного миропорядка. Может быть это не совсем максимальная свобода, но несомненно максимальная ответственность, максимальная субъективная причинность.

Еще одно юридическое понятие, связанное с понятием ответственности — понятие «форс-мажор», обстоятельства, освобождающие от ответственности за выполнение обязательств. В переводе с французского force majeure означает «высшая сила» — та, которая нарушает мою возможность планировать действия, рассчитывать их последствия и отвечать по взятым на себя обязательствам, например стихийные бедствия или действия властей, которые нельзя было предусмотреть. Но одна из характеристик ответственности – устойчивость к стрессорам, к изменениям непредсказуемых ситуаций, к аффективным волнениям и встряскам, которые могут нарушать мою способность идти взятым на себя курсом. Если я не достаточно готов к возможным перепадам, колебаниям, то любая перемена настроения, которая со мной случается, оказывается форс-мажором, высшей силой, которая сбивает мои планы и прогнозы.

Отвечать за последствия действий может только их причина. Готовность быть причиной каких-то действий и готовность отвечать за их последствия психологически неразрывны.

Диагноз цивилизации: синдром недержания

Диагноз нашего времени, нашей цивилизации — разрыв между готовностью быть причиной каких-то действий и готовностью отвечать за их последствия, между поступками и ответственностью. Нежелание взять на себя штурвал, перекладывание ответственности на автопилот. Его можно обозначить как «синдром недержания» или, следуя моде психиатров на называние симптомов именами их открывателей, «синдром Черномырдина—Дуремара». Недержание — это когда во мне помимо моей воли происходит какой-то процесс, имеющий выход во внешний мир, который я не контролирую, не считаю себя в сколько-нибудь заметном виде причиной этого процесса; прямым следствием этого оказывается алиби в бытии. Энурез – вполне хороший пример недержания любых естественных импульсов: недержание либидо, стремления к власти, мотивации достижения, агрессии и чего угодно. И мы разводим руками: такие уж люди, такой уж я, так уж человек устроен. Наиболее яркой словесной формулировкой этого синдрома является бессмертная формула разрыва между поступками и последствиями «хотели как лучше, а получилось как всегда» (В.С.Черномырдин), а наиболее ярким образом — одна из финальных сцен кинофильма «Приключения Буратино», в которой Карабас-Барабас терпит поражение, а Дуремар пританцовывает в сторонке, с улыбкой напевая: «А я тут ни при чем, совсем я ни при чем….»

Синдром Черномырдина—Дуремара характеризует ситуацию алиби в собственной жизни, неумения и нежелания взять на себя ответственность — ведь именно она, характеризуя третий, высший уровень отношений между мной и тем, что со мной происходит, обеспечивает контроль над «естественными» процессами. Наверное, люди, которые хотят как лучше, искренне желают довести дело до счастливого до конца, но не получается. М.К. Мамардашвили говорил, что нравственные действия подразумевают не только желание — недостаточно захотеть добра, чтобы добро состоялось. Маленький ребенок может очень хотеть поднять шкаф, но у него нет мускулов, мышечной силы, которая позволяет ему это сделать. Он может биться-биться, но так ничего и не получится. Точно так же, говорит Мамардашвили, чтобы сделать некоторое нравственное действие, сотворить добро, требуется не только желание этого, но и определенная «нравственная мускулатура». Если ее нет, ничего не получится.

Чтобы сделать любое целенаправленное ответственное действие с намеченным результатом в будущем, нужна определенная мускулатура такого рода. Болезнь нашего времени, болезнь всей западной цивилизации (включая Россию), связанная с синдромом недержания – атрофия этой мускулатуры. Наша цивилизация создала громадное количество ниш, в которых можно существовать на всевозможных автопилотах, вообще не развивая высшие формы регуляции поведения. В терминах теории Л.С.Выготского, современная западная цивилизация в лице массовой культуры и соответствующих ей экономических, политических и других механизмов опираются на то, что можно назвать культом низших психических функций. Непроизвольных, автоматических, основанных на формуле «щелк—зажужжало» и легко поддающихся манипуляции. Отсрочка удовлетворения и другие формы владения собой спросом в массовых масштабах не пользуются.

Понятие болезни в этом контексте является не таким уж метафорическим: по мнению одного из американских авторов, суть невроза состоит в проблеме ответственности. Для любого невроза (и отчасти психоза) характерна неспособность различения ситуаций и контекстов, в которых возможен выбор и принятие на себя ответственности, и тех, в которых это практически невозможно. В результате невротик тратит массу энергии на борьбу с проблемами, выходящими за пределы его досягаемости, и не способен принять решения в пределах своей сферы контроля ( Temerlin, 1965) .

Контроль контроля и диалог с импульсами

Было бы большой ошибкой противопоставлять недержанию контроль и подавление импульсов. Наоборот, гиперконтроль – это оборотная сторона недержания. Когда у нас есть потребность обязательно все жестко контролировать, чтобы, упаси Боже, ничего не происходило без моего постоянного контроля, в этом случае возникает недержание самого контроля, он приобретает непроизвольный, навязчивый, компульсивный характер, выходит за рамки моего собственного контроля. Есть старый, психологически поучительный анекдот о том, как пришел человек наниматься на работу. Его спрашивают, что он может делать. – «Могу копать». – «А что еще можете делать?» – «Могу не копать». На самом деле все не так смешно: нередко встречаются люди, которые могут копать, а вот не копать у них не получается. Эти две способности в равной степени важны. «Не копать» — это возможность сделать паузу, возможность отнестись к ситуации, осознать, где ты находишься, осознать свои желания. Гиперконтроль оказывается столь же нездоровым, что и недержание.

На самом деле обе крайности, обе полярности — состояние жесткой концентрированности и контроля и состояние максимальной открытости миру — являются элементами единого цикла человеческой активности. Х. Хекхаузен с коллегами разработал в середине 1980-х гг. «модель Рубикона», обнаружив экспериментально, что в процессе принятия решений существует одна точка, в которой сменяется режим функционирования. До нее человек максимально восприимчив к информации из самых разных источников, продолжает взвешивать альтернативы, еще не определился до конца, находится в состоянии максимальной открытости, вариативности, готовности к самым разным направлениям. Но когда он принимает окончательное решение, резко меняется режим функционирования. Хекхаузен говорит о переходе от мотивационного состояния сознания к волевому. В волевом состоянии человек отгорожен от всех остальных вариантов, кроме того, который он выбрал. Прекращается сравнение, широкий поиск информации, возникает жесткая ориентация на единственный выбранный путь (Хекхаузен, 2003).

Преодолевая обе крайности, — недержание и гиперконтроль, — необходимо обратить внимание на более тонкие механизмах встраивания импульсов, желаний в систему регуляции поведения. «Жизнь — это диалог с обстоятельствами», — мудро заметил Андрей Синявский. С собственными желаниями и импульсами также необходимо вести диалог.

Попробуем феноменологически рассмотреть способы обращения со своими желаниями. Возьмем один из наиболее классических случаев – сексуальное желание. Допустим, у меня возникает желание, направленное на конкретную женщину. При этом обычно рассматриваются два типичных случая. Первый — я начинаю предпринимать какие-то действия, которые должны, в конечном счете, привести более или менее прямым путем к реализации желания. Второй, противоположный вариант – я возмущаюсь сам собой, испытываю чувства вины и стыда: как так, я семейный человек, да к тому же должен думать о проведении мастерской, а тут неконтролируемые желания «телесного низа»; я это желание пытаюсь подавить, ликвидировать, по формуле А. и Б. Стругацких, «признать названное необъясненное явление иррациональным, трансцендентным, а следовательно, реально не существующим, и как таковое исключить навсегда из памяти народа» (Стругацкий А., Стругацкий Б., 1992, с.345).

Но на деле возможен гораздо больший континуум промежуточных отношений. Я могу признать это желание, отрефлексировать его без того, чтобы пытаться немедленно или вообще когда-либо его реализовать; возможно, это желание открывает мне что-то важное, раскрывает для меня в какой-то степени мир моих отношений с женщинами и прежде всего меня самого, имеет для меня определенную ценность как таковое. А если я вступаю в уважительный диалог с моим желанием, то оно мне очень многое может рассказать обо мне: «только через желание и боль я могу узнать и мир, и других, и себя» (Мамардашвили, 1997, с.53). И кто знает, когда и в какой форме оно может потом слиться с другими потоками и детерминантами моих действий.

Кто за кого

   Последний аспект проблемы ответственности, который необходимо рассмотреть – межличностный аспект. Этот аспект ответственности за другого человека очень актуален для психотерапевтов, хотя существует хорошая формулировка: психотерапевт отвечает за процесс работы, но не отвечает за результат. Не менее остро эта проблема стоит в семейных отношениях, в отношениях граждан и власти, которая берет на себя ответственность за людей. В основу анализа этой ситуации следует положить экзистенциальный принцип неделимости ответственности: в ситуации взаимодействия та мера ответственности, которую берет на себя один человек, никак не влияет на меру ответственности, которая остается у другого . Это разные формы ответственности.

Главная и первая ответственность любого человека – это ответственность за самого себя. Это и есть собственно ответственность в узком смысле слова — первичная, необходимая, неизбежная. Как показано выше, это ответственность прежде всего за то, чтобы быть причиной своих действий. Но даже если у меня с этим проблемы, я прихожу на прием к терапевту, должен следовать указаниям врача, даже если я оказываюсь в ситуации необходимости следовать указаниям вышестоящих (классическая ситуация – следование преступному приказу), возникает лишь иллюзия освобождения от ответственности. Если командир берет 100% ответственности за действия подразделения, сколько остается у солдат? Правильный ответ – 100%, потому что ответственность не перераспределяется. Вопрос только в том, за что именно несет ответственность командир, или мать в семье, или психотерапевт, то есть человек, который расширяет рамки ответственности за пределы себя самого, а за что остается полная стопроцентная ответственность других участников этого взаимодействия. В отношениях власти и граждан также вопрос не в том, кто за кого отвечает, а в том, за что конкретно несет ответственность власть, а за что конкретно несу ответственность я. Здесь наиболее резко проявляется упомянутый выше разрыв между принятием решений и ответственностью за них, между полномочиями и той самой мускулатурой действия, без которой невозможна реализация свойства быть причиной. Синдромом Черномырдина—Дуремара страдают и власти, и граждане: все идет под действием непонятно каких причин, а мы разводим руками: «Хотели как лучше…».

Заключение: три источника и три составные части ответственности

Я хотел бы завершить попыткой свести все изложенное выше в простенькую схемку, которую, как любую простенькую схемку, не следует понимать буквально, но она может послужить удобным инструментом для упорядочивания разных аспектов проблемы ответственности. В психологии, начиная еще с У.Мак-Дауголла, получила прописку используемая в разных контекстах трехкомпонентная схема психологических процессов и диспозиций – когнитивный компонент, эмоциональный и действенный.

Если наложить эту схему на феномен ответственности, когнитивным компонентом окажется субъективная причинность, механизмы атрибуции – воспринимаю ли я себя самого или внешние факторы, устойчивые или ситуативные, как основную причину того, что со мной происходит. Субъективная причинность не тождественна ответственности, это только ее когнитивный компонент.

Эмоциональным компонентом ответственности, видимо, является мужество, то есть готовность принимать разные непрогнозируемые повороты событий, не меняя общей ориентации, своих целей, планов и того, чего я выбрал быть причиной, способность не поддаваться влиянию разных внешних сил, форс-мажоров, сохранять управляемость собственного поведения, сохранять вменяемость и ответственность за свои действия. Человек, у которого эта черта слабо выражена, оказывается под постоянным воздействием форс-мажоров, каковыми для него оказывается любое внешнее давление.

Действенный компонент ответственности — это выбор как реализация субъектной причинности. Ведь в жизни не бывает правильного и неправильного выбора, так как даже задним числом, зная последствия, к которым привел тот или иной выбор, мы все равно не можем знать, был ли он наилучшим, или, наоборот, наихудшим, если последствия были плохи. Поэтому проблема выбора с экзистенциальной точки зрения ставится так: «хороший» выбор – это не выбор «правильный», а выбор, который принимается как собственный ответственный выбор. Осознавая, что правильного выбора быть не может, я иду на риск, принимая негарантированность результатов и тем самым несу за него ответственность, или же отказываюсь от ответственности, пытаясь сделать вид, что есть правильный выбор и любой на моем месте поступил бы так же. Если же что-то потом оказывается не так, как хотелось бы, то я поднимаю указательный палец и начинаю искать, кто виноват в том, что получилось так плохо: я же сделал правильный выбор! В феномене выбора или уклонения от него, то есть алиби, феномен ответственности либо ее избегания находит свое наиболее непосредственное действенное выражение.

Именно через проблему ответственности обнаруживается выход из постмодернистского тупика всеобщей относительности, нивелированности смыслового пейзажа и утраты каких бы то ни было истинностных и ценностных ориентиров (Тульчинский, 2002). Этот выход ведет не через объективную, абстрактную истину, а через субъективную реальность, через утверждение смыслов и ценностей ответственной личностью, утверждающей свое не-алиби в бытии. В конце концов, как гласит древняя мудрость, ставшая в последнее время широко популярной, главное в жизни — это четкое осознание границ собственной ответственности, уметь отличить то, что мы в состоянии изменить, от того, что мы можем только принять. Знание закона освобождает от безответственности.

 

   Бахтин М.М. К философии поступка // Собр. Соч. Т.1. М.: Русские словари; Языки славянской культуры, 2003, с.7-68.

Бродский И . Речь на стадионе // Сочинения Иосифа Бродского: в 8 тт. СПб.: Пушкинский фонд. Т. 6. 2000 а. С. 112-119.

Бродский И . Состояние, которое мы называем изгнанием, или Попутного ретро // Сочинения Иосифа Бродского: в 8 тт. СПб.: Пушкинский фонд. Т. 6. 2000 б. С. 27-36.

Леонтьев Д.А . Очерк психологии личности. М.: Смысл, 1997.

Мамардашвили М.К. Необходимость себя. М.: Лабиринт, 1996.

Мамардашвили М.К . Психологическая топология пути. СПб.: РХГИ, 1997.

Сафуанов Ф.С . Психология криминальной агрессии. М.: Смысл, 2003.

Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Понедельник начинается в субботу. Сказка о тройке. СПб.: Terra Fantastica , 1992.

Тульчинский Г .Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы свободы и рациональности. СПб.: Алетейя, 2002.

Франкл В . Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.

Фромм Э . Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990.

Хекхаузен Х . Мотивация и деятельность. 2., перераб. изд. СПб.: Питер; М.: Смысл, 2003.

Чалдини Р. Психология влияния. СПб.: Питер, 1998.

Шварц Е. Дракон. Пермь: Пермское кн. Изд-во, 1988.

Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М.: НФ «Класс», 1999.

Kaliteyevskaya E. , Borodkina I., Leontiev D., Osin E. M eaning, adjustment, and autodetermination in adolescence // Proceedings of the 2 nd European Conference on Positive Psychology (in press).

Kaliteyevskaya E., Leontiev D. When Freedom Meets Responsibility: Adolescence As The Critical Point Of Positive Personality Development // A.Delle Fave (ed.) Positive Psychology. Special issue of Ricerche di Psicologia , 2004, anno XXVII, N 1, 103-115.

May R . Freedom and destiny. N.Y.: Norton, 1981.

Mischel W. Objective and subjective rules for delay of gratification // Cognition in Human Motivation and Learning /ed. by G.d'Idewalle, W. Lens. Leuven: Leuven University Press; Hillsdale: Lawrence Erlbaum Associates, 1981, p. 33-58 .

Temerlin M.K. On Choice and Responsibility in a Humanistic Psychotherapy // Severin F.T. (ed.) Humanistic Viewpoints in Psychology: A Book of Readings. N.Y.: McGraw-Hill, 1965, p. 68-89.

Weiner B . Judgments of Responsibility. N.Y.: Guilford, 1995.

 

Dmitry Leontiev, Moscow State University and Institute of Existential Psychology and Life Enhancement (EXPLIEN).

THE PHENOMENON OF RESPONSIBILITY: BETWEEN INCONTINENCE AND HYPERCONTROL.

The paper gives the phenomenological and theoretical analysis of responsibility treated as the capacity of personal causation (taking the role of the cause of one's actions) based upon conscious awareness and self-detachment from the immediate stream of one's living. The manifestations of the lack of responsibility are failure in managing one's actions in face of multiple forces majeures, incontinence of immediate wishes and impulses, or rigid hypercontrol over these impulses. Special sections are devoted to interrelations between responsibility and freedom, especially in the developmental aspect, and responsibility for another person.